Тензиг не понимал, что происходит, пока не увидел книгу в склепе под библиотекой, которая немного прояснила ситуацию. Но и это не показало полную картину.
Он уже несколько часов сгорбившись сидел перед блёклым экраном, когда мастер запретных искусств покинул свою кафедру и тронул его за плечо кончиками пальцев. Тензиг повернулся в кресле и вопросительно посмотрел на него. Мастер поманил его, и Тензиг заставил себя встать на ноги. Казалось, мир кружится вокруг его усталой головы, когда он следовал за мастером из тишины скрипториума в гулкую яркость пятиугольника. Необходимости молчать больше не было, но губы до сих пор были слишком сухи, чтобы говорить.
— Почему? — прохрипел Тензиг.
Мастер не ответил, а лишь одарил его загадочным взглядом и продолжил свой путь.
— Белый шум, — сказал он, а под его ногами хрустел гравий.
День был сухим и мягким, облака над головой превращали сияние звёзд в блистающий свет, который смывал все тени и казался жидким.
— Мы поговорим в моих покоях, — сказал мастер, протирая бритый череп ладонью, как будто с возрастом плоть нуждалась в полировке. — Такие вещи… не предназначены для широкой аудитории. Если кто-то это услышит, появятся вопросы, даже может начаться паника. Возможно, небо упадёт нам на головы…
«Возможно, возможно…» — подумал Тензиг. «Возможно» было идеальным словом в случае признания наличия высокой вероятности неточностей в условиях. Мастер с таким же успехом мог сказать «Вряд ли». Но факты, которые видел Тензиг, были ужасными. Империум возвращался.

Покои мастера находились в северной башне монастыря — одном из старейших строений в комплексе и, возможно, на всей планете. Холодные точёные каменные блоки были положены друг на друга без раствора, только большой вес удерживал их на месте. Мягкий климат и отсутствие землетрясений в этой области позволили им простоять так долго. Сотни поколений монахов жили, трудились и умирали под взглядами здешних высоких окон.
Но это не означало, что обстановка покоев была по-спартански строгой. У хозяина было множество комнат, а пол был отделан полированными деревянными панелями, которые за века стали глянцево-темными. Мебель тоже была очень древней, древнее, чем Тензиг мог себе представить. В этой обстановке мастер тайных искусств находил уединение и принимал гостей.
— Присаживайся, — сказал мастер, когда Тензиг, проскользнув под ширмой, неуверенно встал в дверях. Тонкая улыбка скользнула по лицу хозяина, когда он выглянул в окно. Быстрым движением глаз он осмотрел горизонт, а затем, удовлетворённый увиденным, прикоснулся пальцами к скрытому месту на оконной раме. Силуэт на фоне окна изменился: там, где раньше были земля и небо, теперь остались лишь сверкающие полосы света.
— Рассеиватель, — сказал хозяин с понимающей улыбкой. — Теперь мы можем не бояться лишних ушей.
Он подошёл к деревянному креслу для чтения, расположенному у окна, и сел в него, положив руки на подлокотники, отполированные до черноты поколениями его предшественников.
— Теперь, Тензиг, ты можешь рассказать мне о том, что ты видел, чтобы я мог передать радостную весть брату-настоятелю.
Тензиг переместился на свое место. Подушка под ним казалась непривычно мягкой после долгих лет медитаций на полированных деревянных полах.
— Я боюсь, это не принесет большой радости мастеру светского управления, — сказал он нерешительно. — Как вы посоветовали в вашей мудрости, я проконсультировался в архивах по поводу этого древнего источника знания. Старинные бумажные архивы, хроники древности, не настоящие библиотеки. Похоже, в своё время повелитель с другой стороны небес посещал мирян на регулярной основе. Утверждая высшую власть, он возвышал своего избранного. Он собирал налоги своим именем. Неподчинившиеся ему были жестоко наказаны, но последний такой визит произошел много веков назад, задолго до основания нашего ордена, ещё до того, как мы вышли к звёздам. Тексты мало говорят о том, что представляет собой Империум, который он утверждал, мы знаешь лишь одно — никто не может противостоять такой силе.
Он замолчал, и из всех звуков осталось лишь слабое завывание северного ветра. Мастер тайных искусств, тех, что даровали защиту монахам на протяжении веков, наклонил голову в молчаливом созерцании. Тензиг почувствовал страх. Если эти слова могли повергнуть в отчаяние человека, который мог заставить листья увядать, лишь подув на них, значит, это действительно было чем-то серьёзным.
«Я канал, — молча говорил он самому себе, — поток, по которому могут течь воды истории. Я не могу препятствовать, не могу исказить его, с течением моей жизни я могу немного расширить этот канал, чтобы мои последователи смогли продолжить его расширение».
Это был катехизис Ордена Небесной Добродетели, который сохранял мудрость в мире, которому она была так нужна, а часть ордена, защищавшая самих стражей мудрости, была известна как «тайные искусства». Тензиг дрожал, чувствуя, как глубины его естества вверглись в нечестивую бурю сомнений. Ведь если сам мастер не видит решения, что оставалось делать таким, как он?
Власть с небес не потерпит конкурентов. И, в силу обстоятельств, орден может быть одним из них… Мастер поднял голову, и Тензиг застыл под его взглядом, словно кролик перед удавом. Тёмные глаза, казалось, видят его душу насквозь. Его мышцы напряглись, он не мог сдвинуться с места.
— Не думаю, что нам что-то угрожает, кандидат Тензиг, — мягко проговорил мастер. — Это не абсолют, даже для богов. Мне надо многое обдумать, а времени так мало. Скажи мне, — добавил он, — что мы знаем о теософии тех, кто приходит со звёзд?
Тензиг моргнул.
— Они верят в абсолют, — сказал он. — Абсолютная власть, абсолютное зло и абсолютное невежество. Они пойманы в замкнутый круг суматохи и будут пытаться покорить нас, если у них будет эта возможность. Они поддерживают только бездумное присоединение к ним… с которым наши догмы могут быть…
— Хватит, — мастер поднял правую руку. — Твои предубеждения становятся навязчивыми. Ты так ничему и не научился?
— Нет, мастер, — Тензиг склонил голову, неуверенность охватила его.
— Имперцы, несомненно, враждебны нашему ордену, — произнёс мастер, — а действовать в спешке хуже, чем не действовать вообще.
Он встал.
— Будет созван совет мастеров, когда брат-настоятель огласит своё решение. И тогда станет ясно, как нам противостоять пришельцам. Возможно, Империум — это один из путей, — сказал мастер и улыбнулся.

Джудит посмотрела на планету с водоворота звёзд через стекло смотровой площадки. Бильярдный шар белого тумана, планета казалась совершенно безликой с орбиты, но она напомнила Джудит о её родном мире, Нойс-4, хотя там облака были не сливочно-белыми, а серыми, и каждый на той планете погиб вскоре после того, как Джудит покинула её. Её похитили. Призвали, если точнее. Он поморщилась от воспоминаний и посмотрела на шарообразное скопление, висящее в воздухе и удерживаемое от падения грави-лучом. Картина была великолепной: диадема из звёзд, которые сверкали на половине неба и утопали в Млечном Пути, словно в каком-то украшенном драгоценностями озере. В Эру Раздора множество миров было потеряно в в терзаемом варп-штормами космосе, и теперь жалкие осколки тысяч человеческих цивилизаций дрейфовали меж звёзд. Как этому миру удалось выжить, оставалось за гранью понимания, но сейчас, когда он снова был обнаружен, задачей флота было очистить его от девиантов и мутантов, а затем поставить у руля людей, которые будут поддерживать Имперскую власть.
— Ещё один грязный шарик, а? — сказал Иоаким Ариман, ухмыляясь. Он встал за её спиной, стройную фигуру плотно облегали лёгкие черные доспехи Адептус Арбитрес. — Не удивлюсь, если это всего лишь очередная ядовитая пустошь, полная кочевников.
— Будем надеяться, что нет, — прошептала Джудит.
— Когда придёт отчёт с разведывательного зонда?
— Скоро.
Иоаким замолчал, тоже рассматривая этот мир, но его взгляд был полон презрения. Он считал любой мир, не принадлежащий Империуму, миром варваров, а его жителей — едва ли большим, чем животными. Джудит считала, что это его слабое место. Ведь даже варвары могут продемонстрировать изощрённость и гибкость мышления… Именно поэтому они были здесь: убийца и боевой священник Адептус Арбитрес, посланные поддержать инквизитора в восстановлении власти над утерянными мирами этого скопления, из которых по важности Хито был лишь седьмым.
Джудит сжала губы, посмотрев на Аримана. «Почему они дали мне в напарники такого нетерпеливого фанатика, как он? — подумала она. — Вряд ли найдется кто-то еще более грубый, чем Ариман. Возможно, это попытка дискредитировать меня…» Зазвонил оповещатель, и Иоаким нетерпеливо ответил:
— Да?
— Это Священная Инквизиция. Мы получили доклад с разведывательного зонда: найдена коренная цивилизация, имеющая некоторые технические знания и постоянную власть. Вы хотите ознакомиться с подробными сведениями?
Иоаким фыркнул, но Джудит сказала через плечо:
— Я скоро буду.
— Скажи мне, если там будет что-то интересное, — крикнул он ей вслед, когда она уже подошла к туннелю в корпусе судна. — Скажи, если они похожи на людей!
Джудит встряхнула головой, поднимаясь на палубы Священной Миссии. Как ей обуздать такого упрямого придурка, как Иоаким? Какую кровавую кашу он собирается заварить на этот раз? Затем другая мысль посетила её голову. Возможно, удастся использовать его с выгодой для себя.

Покинув покои мастера, Тензиг вернулся в свою келью. Он сменил своё свободное тёмное одеяние на белый шерстяной стихарь, а затем погрузился в медитацию. Он не удивился, когда кто-то постучал в дверь, и, пойдя открыть её, Тензиг столкнулся с молодым послушником.
— Настоятель хочет видеть вас, — сказал монах Тензигу, широко раскрыв глаза. — Меня послали, чтобы…
— Тогда пошли.
Думая, Тензиг проследовал за мальчиком по коридорам монастыря к пятиугольнику в его центре, к белой башне, где настоятель и его приближенные следили за ежедневной жизнью ордена.
Тяжелое предчувствие давило на Тензига, в то время как молодой послушник привёл его к толстым дверям башни. Мальчик снова посмотрел на него сверху вниз.
— Мне не позволено идти дальше, — сказал он. — Вам придётся идти одному.
Тензиг молчал, немного растерявшись, а затем усмехнулся. Не став ждать, пока мальчик уйдёт прочь, он повернулся к двери и постучал по жесткой и шероховатой поверхности правой рукой. Невидимые глаза наблюдали за ним, и поэтому двери немедленно открылись.
— Кандидат Тензиг, — сказал встретивший его за вратами жёлтолицый монах, — вы можете войти. Пусть ваше пребывание здесь окажет честь ордену.
— И пусть эти дни будут долгими, — ответил Тензиг, склонив голову.
Привратник отступил, пропустив его, и закрыл врата. Тензиг огляделся, не обращая внимания на странного вида оружие, которое свободно носили монахи. Простота, полированный камень и воронёное железо — архитектура войны. Как же без этого. Знания Ордена Небесной Добродетели были его главным сокровищем, и в скорбные времена проблем с репутацией ордена они требовали адекватной защиты.
— Проследуйте этим путём, — сказал привратник, обращая внимание Тензига на лестницу. Они пошли вверх, вдоль посадок деревьев, что громко скрипели, к узким проходам в потолке. Тензиг удивился, насколько уязвимой была башня. Вскоре они пришли в небольшую комнату, и страж ушел. За всё это время Тензиг не видел здесь кого-либо ещё, но теперь двери открылась, и сам брат-настоятель вошёл в комнату.
— Тензиг, — сказал настоятель торжественным и сильным голосом, — мастер тайных искусств сообщил мне, что ты стремишься к членству в его части ордена, а это, кроме всего прочего, ещё и членство во власти ордена. Ты знаешь, что такое звание может быть только заработано честным трудом?
— Да, я знаю, — ответил Тензиг, и его горло вдруг пересохло. Комната, казалось, обхватила его и сжала грудь так, что его сердце билось прямо об стены.
— Хорошо, — сказал настоятель, — и если у тебя сегодня всё получится, ты войдешь в круг мастеров ордена и покроешь себя славой. Но если ты потерпишь неудачу, то не только наш орден будет разочарован в тебе. Мир проклянёт твоё имя, легионы нерождённых будут страдать из-за твоей ошибки, — он отвернулся, а на его лице была полуулыбка. — Но я верю в тебя, Тензиг. Твой мастер говорит, что всё это оправдано. Готов ли ты принять на себя это бремя и рисковать ради этого жизнью?
Тензиг молчал, и в комнате, казалось, установилась грозовая тишина.
— Я готов, — послышался близкий голос, и только потом Тензиг понял, что это сказал он сам. Настоятель усмехнулся.
— Хорошо. Тогда осталось решить, что нам делать с драконом…

Писарь начал зачитывать текст со свитка, положив его на свой аналой.
— Планета находится в состоянии средней цивилизованности, поддерживаемой наличием записей, оставшихся от банка данных СШК. Человеческая популяция расположена только на одном континенте, стран как таковых нет, но есть ряд враждующих фракций и герцогств. Феодальная система связана с религиозными орденами и платит дань церемониальному королю из военных вождей, которые конкурируют за власть. Тех-записи ведутся в одном из монастырей — монастыре Ордена Небесной Добродетели.
Писарь прекратил читать и поморщился, будто слова были очень горькими на вкус.
— Культ Императора угас в этом мире, даже если когда-то и существовал здесь. Теперь тут есть две религии: суеверный анимизм, основанный на поклонении небу и силам природы, и философский культ, который поддерживается в монастырях — наши разведчики не смогли понять основные принципы этой ереси. Культы имеют много сторонников, а монашеские ордена обладают почти такой же властью, что и военные вожди. Возможно, это связано с тем, что монастыри контролируют снабжение этого мира прогрессивными вещами.
Он поднял глаза со своего свитка,
— Было бы ошибкой считать, что эта цивилизация является примитивной только потому, что люди здесь не имеют точных наук и техники. Сложность их жизни может скрывать многие детали, и я бы посоветовал соблюдать крайнюю осторожность в отношениях с ними и не строить их только с позиции силы.
Окончив свое выступление, писарь посмотрел вниз и свернул свиток. Джудит оглядела остальных слушателей. Инквизитор Ратман, ответственный за возвращение миров этого скопления в лоно Империума, выглядел задумчивым: он крутил свой перстень из стороны в сторону, ожидая, пока выступление закончится.
— У меня вопрос, — сказал он, постукивая пальцами по подлокотнику. — Много ли мы знаем о местном банке данных СШК?
Писарь покачал головой.
— Я боюсь, очень мало. Туземцы отказались рассказывать о нём нашим агентам. Но, по большому счету, это примитивный мир. Все хранилища тех-информации, о которых мы знаем, были уничтожены в Эру Раздора. Случится чудо, если монахи работают с записями на пергаменте — они могут содержать описания давно забытых устройств, странные тайны, лежащие за пределами наших знаний, и один лишь Император знает, что ещё, — сказал он с благоговением.
Иоаким, представлявший руководство отряда Адептус Арбитрес на борту кораблей флота, сердито покачал головой.
— Весь этот мир похож на одну большую банку с червями, — сказал он. — Мелкие вожди только и ждут случая, чтобы насадить конкурента на крюк. Если нет быстрого способа уделать их, мы будет торчать тут вечно.
Инквизитор покачал головой.
— Да, это неприемлемо. Мы должны установить контроль над этой глушью, и сделать это нужно быстро. Значит, нам надо узнать их слабые места.
— Там царит анархия, — сказал один из клерков. — Разведчики не нашли прочной иерархии: убьют одного вождя, и другие тут же будут рваться занять его место.
Джудит смотрела в космос.
«Открытие, — думала она, — да, мне нужно открытие. Тайное знание. Банк данных… Банк данных СШК, если он существует здесь, идеально подошёл бы».
Такие компьютеризированные библиотеки, артефакты Темной Эры Технологий, содержащие в себе неисчислимые знания, имели жизненно важное значение для Адептус Механикус, но все известные банки данных СШК были повреждены в той или иной степени, и их было очень мало. Вот если бы ей удалось найти еще один.
— Наш ассасин, кажется, размечтался, — сухо сказал Иоаким. — Возможно, наша уважаемая коллега поделится с нами тем, о чём она задумалась?
Джудит перевела взгляд на него. В течение всего путешествия он постоянно бросал оскорбительные комментарии и насмешки в адрес Гильдии Асасинов. Отношения между монолитным Адептус Арбитрес и их скрытными, независимыми конкурентами — Имперскими ассасинами — были далеки от дружеских. Она смотрела на него глазами, зрачки которых сейчас были похожи на перекрестия прицела, пока он не отвернулся.
— Это и есть слабое место, — решительно сказала Джудит, — которое открывает широкие возможности для моей команды. Ну, вы же понимаете, — она посмотрела на инквизитора, который угрюмо слушал её. — Я могу принести вам этот мир на блюдечке, — сказала она, — и это же можно сказать и о банке данных, который вряд ли будет полезен после того, как мы проведем орбитальную бомбардировку, — она покосилась на Иоакима. — Ведь это просто идеальный метод, с помощью которого мы можем подчинить их. Конечно, это потребует больших затрат времени, но зато будет достаточно всего парочки убийств.
— Надеюсь, ты сможешь исполнить этот план, — с усмешкой сказал Иоаким. — А если нет…
Он не стал продолжать, но Джудит знала, о чём он думал. В Адептус Арбитрес были люди, которые хотели взять на себя функции ассасинов в дополнение к своим основным обязанностям, тем самым увеличив влияние своей организации. И Иоаким наверняка считал, что ассасинам нельзя полностью доверять: в руках властей они были острыми, но ненадежными клинками, которые могли легко обернуться против владельца. Джудит отметила, что когда она была на борту флагмана, Иоаким всегда носил свою чёрную панцирную броню.
Инквизитор Ратман кивнул писцу, который тут же активировал записывающее устройство.
— Пусть будет зафиксировано, — начал он, — что отныне ассасин Джудит Бьярнсдоттир назначена руководителем операции по приведению планеты Хиро под власть Империума, — инквизитор взглянул на Джудит так, что у неё по коже пробежали мурашки. Да, инквизитор знал, как играть с бюрократией против неё самой. — Дальше будет зафиксировано, что эта власть исходит от меня, — добавил он, — и что ей поручено работать вместе с Иоакимом Ариманом из Адептус Арбитрес, чтобы получить власть над планетой в течение тридцати стандартных дней. Во имя Императора, пусть будет так.

После того, как Тензиг вернулся в свою келью после встречи с настоятелем, он провёл ночь, размышляя над той задачей, для которой он был избран. Брат-настоятель был непоколебим: никто больше не должен был знать о том, что они обсуждали. Тайна была превыше всего. Поскольку он был лишь младшим членом ордена, выполнение этой задачи возлагало на него огромную ответственность. Тензиг лежал, глядя в потолок, и вспоминал слова брата-настоятеля.
Как мастер Ордена Небесной Добродетели, настоятель был мудр в путях мира так же, как мастер тайных искусств был осведомлён в тёмных науках смерти.
«Они прибудут издалека, но не стоит считать, что они будут наивными и не будут знать об источнике наших сил. Они будут стремиться свергнуть нас и манипулировать орденом; использовать нас как инструмент, с помощью которого можно контролировать воинов. Они будут стремиться сделать это привлекательным для нас… потому что они знают о нашей библиотеке, не так ли?»
«Как они могут не знать?» — подумал Тензиг. Хитроумные артефакты ордена были повсюду, и их было сложно скрыть от эгоистичных дворян.
«Поэтому, — говорил ему настоятель, — что-то произойдёт. — Мы должны заставить их поверить в то, что они хотят: что мы будем делать то, что они пожелают. Они не поверят, что, так хорошо зная наши сильные стороны, они так же хорошо будут знать наши слабости. И поэтому, — он по-волчьи оскалился, — мы должны скрывать свою силу. Это будет поручено одному из нас, кто должен будет остановить попытки их представителей добраться до источника. Тензиг, ты встретишься с имперцами. Ты будешь представлен им как наиболее почтенный член аббатства. Мастер тайных искусств будет с тобой, день его освобождения от боли приближается, и будет лучше, если он умрёт гордо, а не в болезнях. И тогда ты начнёшь заниматься тем, чему так долго учился».
Лежа без сна на своей койке, Тензиг, казалось, чувствовал всю свою жизнь на кончиках пальцев. Это было тяжело: примириться с неприятностями и горем, которые были если не резкими, то полностью неожиданными. От фермы своего отца к монастырю, путём кровавых потрясений времён Войны Марширующей Семёрки — всё ради того, чтобы обнаружить, что в это мирное время не нужны те, кто желает подняться выше. Долгая жизнь и процветание означают, что нет вакансий на звание мастера — звания, к которому стремился Тензиг, — из-за чего пришлось бы отложить свои амбиции в долгий ящик.
Но это не было святой миссией, ради которой он очищал свою душу. Это был апокалипсис — всё будущее этого мира ложилось на его плечи. Слишком сильное сопротивление призовёт гнев Империума на головы простых людей, а очень быстрое согласие будет означать тиранию. Ответственность за тайны его ордена была проклятием, висевшим тяжким грузом на его душе, и он чувствовал это, как если бы сами основы его разума скрипели, протестуя.
В конце концов он погрузился в тревожный сон, от которого его пробудил грохот утренних барабанов. Тензиг открыл ставни, которые защищали его келью от перламутрового ночного света — ночь никогда не была по-настоящему тёмной на Хито, скрытой облаками от миллионов солнц. А затем он начал молиться. Это будет долгий день.