| MisterNurgl | Дата: Вторник, 07.06.2011, 07:37 | Сообщение # 1 |
 Великий нагибатор
Группа: Космодесант
Сообщений: 6217
Статус: Offline
| «Боль и смерть – иллюзии слабого разума.
Пока его геносемя принадлежит ордену, космический десантник не может умереть.
Если нет смерти, то и боль не имеет значения.
Тот, кто еще может сражаться, да будет исцелен.
Тот, кто сражаться не может, да упокоится с миром.
Тот, кто погиб, да вернет свой долг ордену.»
— Аслон Марр, магистр Апотекариона
ЧАСТЬ 1
Откровения
По Паломническому пути Робаута Жиллимана
1
Что значит потеря одной планеты для Империума, в котором их миллионы? Владения Императора простираются от окраин одного спирального рукава галактики до другого, и бесчисленные армии защищают Его суверенное право со стойкостью, которую питают мужество и верность. Невозможно перечесть все эти миры, но невыполнимость задачи не мешает миллиарду клерков и дальше при свете свечей усидчиво трудиться в пыльном полумраке Имперского Экзакториума. Бесстрастная система по капле переваривает информацию, обновляются вековые архивы, но даже в темных глубинах императорской канцелярии некоторые миры сверкают ярче других:
Армагеддон, названный так в честь Судного дня; Фенрис, родина жестоких Космических Волков; Кадия, мир-крепость у врат, ведущих в Окулярис Террибус; Катакан, мир смерти, населенный безжалостными воинами.
Но есть планеты, героическая история которых затмевает даже эти прославленные миры; планеты, которые стали легендой Империума, величие которых признает и дворянин из терранской аристократии, и самый последний бандит Некромунды.
Эти планеты составляют Ультрамар, и именно они, как путеводные звезды, несут свет цивилизации в самые далекие уголки Империума. Если сияние Императора блекнет, они разгоняют подступающую тьму; если слабеют рубежи его владений, они встают на защиту.
Талассар с его вечными штормами; Квинтарн, Тарент и Масали – троица знойных, засушливых миров; скалистый Эспандор; Иакс, сад Ультрамара. Под опустошенной поверхностью Калта скрывается невероятный лабиринт пещер, где так же светло и просторно, как и под открытым небом. Множество других планет сверкает в черноте космоса, но все они меркнут по сравнению с лазурно-изумрудным сердцем Ультрамара, все они – вассалы этого блистательного мира. Из всех миров Империума лишь у его повелителя есть такое право – властвовать над собственной звездной империей. Ни одна другая планета не может претендовать на такой статус, и условия, в которых сложилась эта уникальная система, не были ведомы даже Императору.
Макрагг – так называется планета, что, как бриллиант во мраке, царствует над остальными.
Кристально-прозрачные воды ее морей кишат жизнью, однако большую часть суши занимают горные хребты, бледные скалы которых вздымаются к самому небу. Горы эти так неприветливы и мрачны, что обитатели Макрагга, хоть и отличаются выносливостью, вынуждены селиться на более плодородных землях рядом с долиной Лапониса и гигантским бастионом владык этого мира.
Крепость Геры высечена в самых высоких горах: семь горных вершин дали камень для ее стен, и крепость стала домом для самого великого из легионов Императора, Ультрадесанта. Имена героев из Ультрадесанта стали синонимом отваги и чести даже среди других Адептус Астартес: флагоносец Галатан, поднявший знамя ордена при штурме бреши Коринфа; Вентан, капитан потерянного 6-го ордена, который отстоял Калт в битве с предателями из легиона Несущих Слово; Инвикт из 1-й роты, защищавший свой родной мир от Великого Пожирателя и принявший бой, который не мог выиграть.
Примарх Робаут Жиллиман создал Ультрамар многие века назад, и с тех пор его воины защищают этот дальний рубеж Империума, отражая все атаки, болтером и мечом сокрушая всех врагов, чтобы сохранить то, что их генетический отец создал из тьмы.
Что значит потеря одной планеты для Империума, в котором их миллионы?
Все зависит от того, что это за планета.
Миры Ультрамара, независимые и процветающие, разительно отличаются от того индустриального ада, в который неизбежно превращаются остальные владения Империума. Здешние обитатели физически развиты, хорошо питаются и довольны жизнью. Они – часть военного общества, где нет места бездельникам. Хотя уклад каждой планеты отличается, все жители Ультрамара разделяют идеалы, принятые на Макрагге: целеустремленность и стойкость необходимы для того, чтобы непрестанно трудиться на благо всего человечества.
Сердце Макрагга – самое величественное из святилищ, когда-либо созданных человеком; внутри покоится тело Робаута Жиллимана: примарх сидит внутри стазисного поля, которое одновременно и сохраняет ему жизнь, и отрицает саму возможность будущего. Капли крови из смертельной раны, которую примарху нанес падший брат, застыли в вечной неподвижности, как чистейшие рубины; глаза, взиравшие на самого Императора, когда он еще ходил среди людей, теперь безжизненны. Чудеса всегда становятся объектами поклонения, и с тех пор как тело примарха упокоилось в Храме Исправления, тысячи тысяч паломников приходят сюда, чтобы поклониться Жиллиману и почтить его память. Без Робаута Жиллимана не было бы Ультрамара. Без него не было бы самого Империума.
Люди чувствуют себя в неоплатном долгу и нескончаемой вереницей устремляются по Паломническому пути Робаута Жиллимана, ступая там, где когда-то прошел он, вдыхая воздух спасенных им миров. Бессчетные святилища, стоящие вдоль всех дорог Ультрамара, отмечают этот путь, и паломники со всей галактики прибывают сюда, чтобы выразить почтение легендарному воину, бросившему вызов надвигавшейся тьме в те времена, когда свет Императора померк из-за Великого предательства.
Каждый день сотни чартерных судов следуют по транзитным маршрутам между мирами Ультрамара, перевозя тех, кто желает вознести молитву у ног примарха. Для многих не будет в жизни большей чести, чем оказаться рядом с одним из сынов Императора, и многие паломники отдают все, что имеют, лишь бы добраться до храма. Велико число тех, кто затем остается на Макрагге, доживая жизнь со знанием того, что в тот миг, когда они вступили в золотой свет, наполняющий знаменитую усыпальницу, главная их мечта исполнилась.
У каждого из миров Ультрамара есть свои легенды, свои храмы и места паломничества. Талассар славится грандиозными руинами Кастра Танагра, Калт – удивительными пещерами и полями сражений, помнящих битвы еще времен Великого предательства.
Свои места славы есть и на жарком, иссушенном постоянными сирокко Таренте, но огромный звездный форт, вышедший на орбиту планеты, прибыл сюда вовсе не с целью паломничества.
На Таренте никогда ничего не случается. Эта истина оставалась неизменной все шесть лет, что Руфус Квинт пробыл в должности префекта берегов Тарента, и еще шестьдесят лет до этого, но если отчаянные сообщения из орбитального командного центра были и вполовину так серьезны, как говорил Нкиру, мирному времени пришел конец.
Квинт быстро шагал по крытой аркаде, обвивавшей огромную Башню Просперины в самом сердце дворца префекта. Шагал он тяжело и немного сбивчиво, Нкиру, его квестор и магистр казны, семенил следом – сутулый, загорелый и с рождения преданный цифрам и статистике.
Одежды Квинта из толстой синей ткани украшала розетка префекта из золота и серебра. Даже просторное одеяние, сшитое на заказ умелым портным, не могло скрыть ни могучее телосложение Астартес, ни его хромоту. Он все еще сохранял выправку воина, хотя и смягченную временем: с тех пор как Квинт с болтером в руках сражался с врагами Императора, прошло уже много лет.
– Есть новости о том, что так встревожило мастера Унати?
– Нет, милорд, – сказал Нкиру, сверяясь с инфопланшетом, который никогда не выпускал из рук. – Он не уточнил причину своего беспокойства, но, судя по его интонации, это может быть что-то серьезное.
– Интонации? – переспросил Квинт. – Он же вообще говорит без интонаций.
– Не в этот раз, милорд. Поэтому-то я и решил, что дело серьезное.
Квинт ругнулся. Унати обычно не поднимал ложную тревогу, но скупился на детали касательно причин. Квинт ценил лаконичность, но сейчас тревожный сигнал, посланный Унати, мог означать что угодно – появление космического скитальца или просто неучтенное облако обломков.
Он остановился и облокотился на перила, ограждавшие аркаду.
Внизу раскинулся Аксум – город, поражающий геометрической точностью планировки и гармоничными очертаниями ярких зданий. Аксум был спроектирован Робаутом Жиллиманом, располагался на месте слияния трех рек и был окружен миллионами гектаров пахотной земли. Гигантский купол, вознесшийся на немалую высоту, накрывал как город, так и его окрестности в радиусе сотен километров, защищая прилегающие сельскохозяйственные районы от засушливого климата, который высасывал всю влагу из почвы, превращая ее в выжженную пустошь.
Славный город с прекрасными и трудолюбивыми жителями, как и везде в Ультрамаре, но шесть лет общения с фермерами и гражданскими – это очень долго. Квинт взглянул вверх, в охряное закатное небо, видневшееся сквозь мерцающий купол: он искал следы того, что вызвало сигнал тревоги, но, как и предполагал, не увидел ничего подозрительного.
Купол был так огромен, что внутри него установился собственный микроклимат; теплый ветерок, дувший с востока, нес с громадных полей сладкий вкус зерна. Квинт вдохнул тонкую смесь ароматов, анализируя их с помощью нейрожелезы на задней стенке гортани.
– Сообщите мастерам ирригации, что в почве восточных пределов немного повышена кислотность. Их химические удобрения дают слишком сильный эффект, и это уменьшит урожай.
– Конечно, милорд, – ответил Нкиру, снимая с инфопланшета стилус и делая пометку.
Квинт покачал головой и иронично улыбнулся.
– Вас что-то рассмешило, милорд?
– Нет, Нкиру. Просто думаю, как это странно – заботиться о кислотности почвы вместо того, чтобы просчитывать дислокацию врага или читать литании битвы перед тем, как загрузиться в десантную капсулу.
– Мы все по-своему служим Императору, – смиренно ответил Нкиру.
Руфус Квинт более века прослужил под командованием Агеммана в роте ветеранов, сражаясь вместе с боевыми братьями, – до той злосчастной битвы на Ичаре-IV, когда тиранидская споровая мина взорвалась прямо посреди его отряда. Ядовитые биокислоты разъели его доспех и лишили ног, а токсины, пропитавшие каждый болезненный вдох, выжгли легкие изнутри.
Чудом было то, что он вообще остался в живых; но он выжил и, хотя и стал негодным для передовой, все еще мог послужить своему ордену. Для того чтобы вернуться в строй, его раны были слишком серьезны, для помещения в бронированный саркофаг дредноута – наоборот, недостаточны, и потому технодесантники и апотекарии ордена сделали все, что могли, чтобы восстановить тело Квинта. Аугметика заменила ноги и легкие, и за выслугу лет ему была пожалована должность префекта тарентских берегов.
Тарент – одна из трех планет, вращавшихся вокруг общего центра тяжести – был агромиром, дававшим значительную часть поставок зерна в Ультрамаре. Этот мир, занимавшийся только сельским хозяйством, отвечал за миллиарды тонн продовольственного производства, тем самым обеспечивая процветание многих других планет Империума.
Префект такого мира был важным винтиком в системе, но Квинту это казалось слабым утешением: он все еще хотел послужить своему ордену как воин. Благодаря открытиям, сделанным лучшими умами древности, он смог шагнуть за пределы, положенные человеку, но дело, ради которого он был создан, стало для него недоступно.
И все же он оставался воином Ультрадесанта, оставался тем, кто стойко исполняет свой долг и добросовестно управляет порученной ему территорией.
– Идем, Нкиру, – сказал Квинт. – Попробуем добиться от мастера Унати подробностей насчет объявленной тревоги.
Воздух в орбитальном командном центре был жарким и сухим, наполненным густыми запахами, которые исходили из размещенных в нишах святилищ Бога-Машины. Вдоль одной стены выстроились гудящие устройства, которые обслуживали сервиторы, напрямую подсоединенные к рабочим станциям. В углу зала располагался старый командный трон, связанный с машинным блоком пучком проводов, что тянулись по полу. С этого трона мастер Унати из Адептус Механикус наблюдал за происходившим как в Аксуме, так и на всем Таренте.
Под командованием Унати находились средства орбитальной обороны планеты: ряд геостационарных ракетных баз, орудийные батареи и небольшая флотилия мониторов. Каждый из этих кораблей обычно двигался вокруг трех планет по эллиптическому маршруту, но на данный момент ни один из них не был показан на орбитальном графике, выведенном на главный пиктер. Вместо этого синеватый экран заполнило размытое изображение чего-то, похожего на крепость, ощетинившуюся шпилями и зловещими донжонами. Квинт знал, что у Тарента таких фортификаций нет, и недоумевал, откуда взялось это жуткое сооружение и почему оно оказалось на экране пиктера в его командном центре.
– Итак, мастер Унати, – заговорил он, едва закрылась внутренняя защитная дверь, – что же вас так встревожило?
– Вот это, – ответил тот, указав гибким как змея мехадендритом на изображение крепости. Квинт вновь взглянул на пиктер, и что-то знакомое померещилось ему в контурах зубчатых стен: в этих пугающих очертаниях проступали черты былого величия, теперь погребенного под новыми нечестивыми постройками.
– Кровь Императора, – прошипел Квинт. – Не может быть.
Он так хотел, чтобы появился повод – какой угодно – вспомнить, каково это – быть воином Ультрадесанта, но такого он даже не мог предположить. На ум пришли слова, которые любил повторять сержант Патроб из 5-й роты и истинного значения которых Квинт до этого момента не понимал:
Будь осторожнее в своих желаниях.
– Милорд? – заговорил Нкиру, видя, как побледнел префект.
– Это и правда то, что я думаю? – спросил Квинт, боясь услышать ответ.
– Уточнение: что, как вы думаете, это такое? – спросил Унати, и Квинт вспомнил, что марсианские жрецы не признают иносказательности.
– Это «Неукротимый»?
– Ответ утвердительный, – сказал Унати.
Квинт в сопровождении Нкиру быстрым шагом обходил стены города; квестору приходилось бежать трусцой, чтобы не отстать, и при этом он вынужден был лавировать между спешно сооруженными укреплениями, которые превратили Аксум из оживленного центра сельского хозяйства и торговли в оборонительный рубеж. Тысячи людей, вставших на стены, носили синюю форму, отмеченную гербом Тарента – изображением трех снопов зерна. Оборонная ауксилия города отреагировала за рекордно короткое время, городское ополчение перешло в боевую готовность решительно и без промедлений.
На планетах, находившихся во владении Ультрадесанта, иначе и быть не могло.
Квинт облачился в боевой доспех, синие пластины которого были отполированы до блеска. Так же блестели на солнце наплечники цвета слоновой кости и золотой нагрудник, и даже тусклый металл на ногах не портил великолепного облика воина. Болтер был закреплен у бедра, меч с эбонитовой рукоятью – за спиной, под кремового цвета плащом, украшенным геометрическими узорами.
Остальные города Тарента уже получили предупреждение, и астропатическое оповещение уже было отправлено на Макрагг. Квинт остановился на углу редута, наблюдая, как артиллеристы вращают маховики, направляя ствол турельной установки в небо. Вечерний небосклон исчертили падающие всполохи, как если бы вдали, над северными горами, случился звездопад. В другое время Квинт с удовольствием понаблюдал бы за подобным зрелищем, но в этот раз это был вовсе не метеоритный дождь.
От орбитальных защитных комплексов не осталось ничего: невообразимая огневая мощь «Неукротимого» обратила их в пыль, и теперь обломки падали на планету, сгорая в атмосфере. Уцелевшие системные мониторы уже получили сигнал возвращаться, но Квинт сомневался, что они хоть как-то повлияют на исход сражения, которое, как он знал, должно состояться. На орбите Тарента находились две следящие станции, и их настигла и уничтожила флотилия кораблей, которая хищной стаей сопровождала колоссальный звездный форт.
Квинт был уверен: теперь, когда орбитальная защита уничтожена, враг высадится на планету. Но кто бы ни был этот враг, он скоро увидит, что каждый город Ультрамара может и готов постоять за себя.
Префект кивнул артиллеристам и посмотрел в небо, скрытое мерцающей дымкой купола.
– Он нас защитит? – спросил Нкиру, заметив, на что смотрит Квинт.
– Купол прочный, он усилен несколькими слоями пустотных щитов, но, боюсь, против орудий звездного форта типа «Рамилис» он не продержится и нескольких минут.
– Значит, мы обречены?
– Если враг хочет просто нас уничтожить, то у нас немного шансов пережить бомбардировку.
– Тогда зачем мы привели в боеготовность ополчение? – допытывался Нкиру, и Квинт с удовольствием отметил, что в голосе его квестора не было страха.
– Потому что враг рядом, и мы действуем согласно предписаниям Кодекса Астартес.
– Само собой, – ответил Нкиру.
– Но дело не только в этом, – продолжал Квинт. – Тот звездный форт в небе – это «Неукротимый», который был потерян вместе со всем экипажем шесть месяцев назад. С тех пор как лорд Калгар победил дьявольского слугу Губительных Сил, форт скрывался на самой дальней окраине космического пространства Ультрамара. И если теперь он здесь, это значит, что его нынешние хозяева хотят посрамить нас, и орбитальная бомбардировка для этого – слишком простое решение.
– Вы знаете, кто эти хозяева?
– Не наверняка, – ответил Квинт, прикасаясь к изображению орла на нагруднике, – но видя, как сильно был извращен первоначальный облик «Неукротимого», я опасаюсь худшего.
Планета на экране была мерцающим шаром бледно-желтого и мягкого синего цвета; тепло мягкого климата и почти неизменные метеорологические условия делали ее контуры слегка размытыми. Уничтожить ее орбитальную защиту оказалось проще простого, и хотя орудиям «Неукротимого» хватило бы огневой мощи, чтобы обратить города этого мира в пепел, Хонсю знал, что его обитателям уготована судьба гораздо более жестокая.
Он стоял в командной часовне, расположенной в Базилике Доминастус – гигантской цитадели, высившейся в центре звездного форта и в которой до недавнего времени располагался командный пункт гарнизона Ультрадесанта. Из этих Ультрадесантников не выжил никто: все были убиты в ходе осады, приведшей к захвату «Неукротимого».
Внизу на боевых постах ждали воины, последовавшие за ним с Медренгарда: они предвкушали момент, когда звездный форт проявит свою новую силу. Кадарас Грендель, покрытый шрамами убийца, сжимал и разжимал кулаки, уже представляя, какая развернется бойня. Свежерожденный наблюдал за происходящим, как прилежный ученик; что касается Ардарика Ваанеса, то он держался от товарищей в стороне.
Хонсю повернулся от своих ближайших соратников к оплавленному алькову, который раньше занимал технодесантник, связанный с орудийными системами и сканерами форта. Теперь вместо технодесантника там разместилось чудовищное создание – смесь органики, механизмов и варп-вещества, – которое главенствовало над преображенными рабами и воинами, собравшимися в оскверненной часовне.
М’Кар, этот дьявольский гибрид дредноута и порождения варпа, казался огромной глыбой темного металла и изменчивой плоти, которая полнилась силами имматериума и вековой злобой. Поверхность палубы под когтистыми лапами была опалена, а в тех местах на саркофаге дредноута, где отошли листы брони, видно было, как по телу существа пробегают спазмы противоестественной энергии. Рогатая звериная голова – темно-алого цвета, как обгоревшее и начавшее гнить мясо, клыки – изогнутые и острые, как шипы. Широкие, защищенные броней плечи переходили в руки, очертания которых постоянно менялись: соединив в себе мощные мускулы, напитанные варп-энергией, железные поршни и цепи, эти руки извивались, как конечности адепта Цицерина. Одна из них, черная и блестящая, заканчивалась механическим ударным молотом гигантских размеров; на конце второй была роторная пушка устрашающего калибра.
Глаза, горевшие нечестивым светом, смотрели на экран, где виднелась планета, с такой неприкрытой ненавистью, что другие почти ощущали ее физически. Это существо жило еще в те времена, когда легионы кровью завоевывали миры для будущего Империума, и на протяжении тысячелетий, минувших с тех пор, заботливо лелеяло эту ненависть. Оно было средоточием тьмы, избранной аватарой первозданных богов эмпирея.
Для Хонсю же М’Кар был оружием, с помощью которого можно добиться разрушения всего, что было дорого его главному врагу. Миры Ультрамара много значили для Уриэля Вентриса – единственного воина, который посмел бросить ему вызов и уйти живым, – что делало их в глазах Хонсю достойной мишенью. Его мало заботила Долгая война, которую сторонники Хоруса Луперкаля вели со дня их поражения – дня столь далекого, что о нем можно было уже забыть. Однако время нисколько не смягчило ненависть, которую М’Кар питал к Ультрадесантникам, и только это имело для Хонсю значение.
О существовании повелителя демонов он узнал из древних текстов, вывезенных из разрушенной крепости Халан-Гол, после чего его главной целью стало заставить это существо действовать так, как нужно ему. Тайну судьбы, постигшей М’Кара, Хонсю удалось выяснить с помощью Морианы, проклятой провидицы, которая направляла военные кампании Разорителя. Согласно имперской пропаганде, Марней Калгар из Ультрадесанта победил М’Кара и разорвал демоническое создание на куски, изгнав его тем самым обратно в варп. Но Мориана рассказала, чем закончился их бой на самом деле: действительно, М’Кар был побежден, но вовсе не уничтожен. Калгар, не в силах разрушить внутреннюю сущность демона, заключил его внутри «Неукротимого» – звездного форта типа «Рамилис», который блуждал по самым глухим уголкам владений Ультрамара.
Ненавистные для демона заклинания и печати лишили его могущества, и чем больше он старался вырваться, тем туже стягивались путы. В этой тюрьме он провел несколько десятков лет – до тех пор, пока не появился Хонсю вместе с Железными Воинами и многотысячной армией солдат, которую он собрал в ходе Жатвы Черепов, устроенной Гуроном Черное Сердце. Они осадили звездный форт и, взяв его, освободили повелителя демонов.
И теперь мечта о мести Вентрису и Ультрадесанту стала почти реальностью.
– Тарент, – произнес М’Кар шипящим голосом, в котором страшным образом соединились бездонное эхо иного мира и механический скрежет. – Я помню, какой эта планета была на заре Империума. Ничего не изменилось.
Эти слова были сказаны с отвращением, как будто повелителю демонов была противна сама идея, что история пощадила подобные места.
– Приказать «Неукротимому» вначале пробить их купол? – предложил Хонсю.
Повелитель демонов перевел на него взгляд красных, как тлеющие угли, глаз, и Хонсю в полной мере ощутил всю его злобу, всю ненависть к сынам Жиллимана, так и не утоленную за десять тысяч лет. Существо покачало головой, что сопровождалось хлюпаньем влажного мяса и лязгом ржавых механизмов.
– Ты думаешь, что столь ничтожное препятствие может остановить мою демоническую армию?
– Не знаю. А может?
В ответ раздался звук, похожий на последний хрип чахоточного больного: так демон смеялся.
– Тебе обязательно нужно подразнить смерть, Полукровка, – прошипел М’Кар, наставив на Хонсю коготь. – Когда-нибудь ты зайдешь слишком далеко.
– Мне это часто говорят, однако я все еще жив.
– Будешь мне перечить, и я растерзаю твою душу, – пообещал М’Кар.
Хонсю покачал головой и отвернулся.
– Нет, не растерзаешь. Я тебе нужен.
– Посмотрим, – отрезал демон.
Хонсю кивнул в сторону экрана:
– Так я жду. Покажи, на что ты способен.
Новые сообщения от мастера Унати поступали по воксу сплошным потоком, и беспокойство Квинта неуклонно нарастало. Предсказание, которое он уверенно сделал в разговоре с Нкиру, не сбылось, и пока не было никаких признаков того, что враг готовит высадку. Стемнело; ночной воздух был пропитан запахом вспаханной земли и собранного урожая. Ослепительные лучи зенитных прожекторов прочерчивали пространство перед высокими стенами Аксума и пронзали небо в поисках вражеских самолетов.
Все орудия в городе были нацелены в небо, и напряжение достигло предела. Такой уровень боеготовности невозможно поддерживать долго, и Квинт уже собирался дать отбой, когда почувствовал омерзительный запах, донесшийся до города с восточным ветром.
Вначале этот запах напоминал зловоние, которое издавали поля Ичара-IV, усыпанные телами мертвых ксеносов и подожженные после того, как окончился бой. Трупы лежали внавалку, вырастая в огромные погребальные костры размером с целый город, и сгорали дотла, оставляя после себя смрад обугленной плоти, от которого не спасал никакой респиратор.
Сейчас Квинт чувствовал что-то похожее: ужасающую вонь мертвечины и разложения, тяжелый запах чего-то нечистого и противоестественного, полную противоположность всему, что было доброго и светлого в этом мире. Стена оказалась окутана этим зловонием, и префект едва сдержал тошноту.
Он посмотрел на восток, благодаря авточувствам визора даже ночью различая далекие поля, и сердце его сжалось: он видел гектары гниющих растений, сотни квадратных километров, на которых злаковые превратились в мульчу. Все поля на востоке погибли и теперь походили на зыбкое море разлагающейся растительности и бесплодной почвы.
Один из прожекторов рядом с Квинтом взорвался снопом оранжевых искр, и он вновь повернулся к городу, над которым ураганом скверны пронесся темный ветер. В воздухе появился привкус пепла и горького отчаяния, гнетущего уныния, которое, как вирус, поразило Квинта. Он встряхнулся, со злостью отгоняя от себя это чувство, и, сжав зубы, сосредоточился на своих обязанностях командующего.
Он получил жезл префекта от Марнея Калгара, поручившего ему защищать Тарент, и будь он проклят, если подведет магистра своего ордена.
По всему городу начало отключаться освещение; где-то на грани слышимости возникло необычное гудение – как от помех на пиктере, когда шумы от множества одновременных сигналов сливаются в один вопль.
Взявшийся ниоткуда гул все нарастал, и солдаты попадали на колени. Любой шумомер показал бы только фоновые помехи, так как этот звук безумия и боли отзывался резонансом прямо в мозгу. Солдаты открыли огонь по невидимым врагам, паля наугад во тьму. Крики страха сменились воплями ужаса и боли: воины бросались друг на друга с мечами и пистолетами и дрались так, будто перед ними явились самые жуткие их кошмары.
Темный ветер усиливался; воздух наполнился светом, и под куполом возникли несколько грозовых шквалов, сверкавших неестественными зарницами и разраставшихся с такой же неестественной скоростью. Среди облаков мелькали призраки – как акулы, привлеченные кровью в воде. Квинт чувствовал, что на город устремлен голодный взор множества глаз: исполинские создания с телами столь огромными, что они не могли существовать в реальном мире, истекающие слюной твари, омерзительные в своей прожорливости и издревле алчущие человеческих душ. Ветер доносил отзвуки потустороннего смеха, и облака постепенно собирались в один гигантский грозовой фронт.
Из облаков, вспыхнув с невыносимой яркостью, ударил разряд молнии. Он попал куда-то в центр города, но вместо того чтобы вскоре погаснуть, сверкающая линия замерла на месте. Как на застывшем изображении, молния соединила небо и землю извилистым энергетическим каналом.
Квинту показалось, что воздух стал разреженным, словно границы реальности сделались проницаемыми и постепенно прогибались под давлением других миров, до этого бывших невидимыми. Он не мог отвести глаз от невероятного разряда молнии и с ужасом наблюдал, как тот расширяется, как прореха в покрывале ночи.
Он открыл было рот, чтобы выкрикнуть предупреждение, но было уже поздно.
Прореха разошлась, и из света хлынуло неудержимое воинство кошмаров.
– А вот это, – заметил Грендель, – впечатляет.
Глядя на бойню, развернувшуюся на поверхности планеты, Хонсю вынужден был согласиться со своим помощником. Бескожие твари с когтями и обсидиановыми рогами срывали плоть с костей защитников города, а бесформенные, студенистые, но зубастые существа пожирали трупы. Угольно-черные крылатые гады, вроде летучих мышей, мельтешили в воздухе, и повсюду над городом раздавался их зловещий крик.
Чудовищные порождения варпа неудержимым потоком захлестнули город, убивая и уничтожая без всякой пощады. По весом медно-красных колоссов рушились целые здания; стаи хищников со шкурами цвета сырого мяса с воем набрасывались на плачущих людей, пытавшихся найти укрытие. На планете бесчинствовали существа самых ужасных очертаний, и защитники ничего не могли им противопоставить.
– Должно быть, это их командир, – Хонсю указал на воина в синих доспехах, отбивавшегося от наступающей орды мечом, окутанным силовым полем. – Один из лакеев Калгара.
– Ветеран, – сказал Ардарик Ваанес, ренегат из Гвардии Ворона, которого Хонсю завербовал в свою армию еще на Медренгарде. – И калека к тому же.
Присмотревшись, Хонсю действительно разглядел светлую отделку на доспехе и тусклый блеск ножных протезов, почти скрытый за скопищем монстров, окруживших воина. Ветеран пронзил мечом жилистую тварь, чья кожа оттенком напоминала гниющую рану. Брызнул черный ихор, но не успел воин извлечь меч, как на него самого бросился минотавр с чешуйчатой шкурой цвета ржавчины и, поддев на сверкающие рога, сбросил со стены.
Едва ветеран рухнул на землю, как на него тут же набросились стаи хищников, терзая тело когтями и клыками, и Хонсю потерял его из вида.
– Так вот, значит, как мы собираемся завоевать Ультрамар? – спросил Свежерожденный; изображение гибнущего города отбрасывало блики на его мертвую кожу. – Кажется, это не очень... честно.
– Честно? – прошипел Грендель со злым весельем. – Проклятье, а честь-то тут причем?
– И никто не говорит о завоевании, – добавил Хонсю.
– Тогда зачем мы здесь? – спросил Ваанес.
– Чтобы разрушать, – в голосе Гренделя слышалось предвкушение, а шрамы вокруг рта и глаз сочились гноем. Ваанес поморщился от омерзения, и не без причины.
Лицо Гренделя превратилось в ужасающую маску плохо заживших шрамов: в последние мгновения битвы за «Неукротимый» он получил такие раны, что с ними едва справлялись даже регенеративные способности Астартес. Служительница Империума выстрелила в Гренделя из древнего мельта-пистолета, и хотя он выжил – благодаря доспеху и собственной вредности, – лицо его чудовищно обгорело. Теперь они со Свежерожденным казались близнецами, почти одинаковыми в своем пугающем уродстве.
Лицо Свежерожденного было отталкивающей маской из лоскутов кожи, снятой с трупов еще на Медренгарде; в таких хорошо знакомых глазах – темно-серого, как грозовое облако, оттенка – читались боль и наивность. При этой мысли Хонсю едва не расхохотался: он знал, скольких это создание убило по его приказу. Свежерожденный был выращен внутри демонического организма, извлечен наружу свирепыми мортициями и затем облачен в доспех Железных Воинов; наивным его считать никак нельзя.
Из всех соратников Хонсю лишь Ардарик Ваанес вышел из многочисленных битв, в которых им довелось участвовать, без уродующих ранений: на его высоких скулах были только ритуальные шрамы, и еще три шрама над левым глазом указывали, где когда-то стояли штифты за выслугу. Его доспех был черным, на наплечниках – никаких геральдических символов. Неистовые ветра планеты, на которой жила Мориана, стерли с доспехов все опознавательные знаки, и Ваанес решил не наносить их снова.
– Так это правда, Хонсю? – допытывался он. – Мы здесь только ради твоей мести?
– А если и так?
Ваанес пожал плечами, как будто это не имело большого значения.
– Я должен знать, ради чего сражаюсь. Я уже очень давно этого не знаю.
– Ты сражаешься, потому что он тебе приказывает, – фыркнул Грендель. – Хороший повод убивать имперцев, какой еще нужен?
– Хороший для тебя, Грендель, – огрызнулся Ваанес.
Хонсю позволил им пререкаться и дальше. Разлад среди подчиненных – вещь полезная: пока они грызутся между собой, они не объединятся против него. Свежерожденный наблюдал за спором без всяких эмоций: его верность основывалась на месяцах индоктринации и психической обработки. Эту преданность не смогли пошатнуть ни обострившиеся в последнее время приступы безумия и бреда, ни видения из непрожитой жизни.
– Мы здесь, чтобы убить Уриэля Вентриса и нанести удар по тому, что ему дороже всего, – пояснил Хонсю.
– Нет, – раздался голос сверху, и их накрыла тень, несшая в себе холод и скверну.
Хонсю обернулся и увидел кошмарную громаду М’Кара. По его бронированной шкуре пробегали разряды энергии; под переменчивой плотью все еще угадывались очертания дредноута, в которого вселился демон, и на плече виднелись опаленные остатки перевернутой омеги – символа Ультрадесанта.
– Твоя месть – ничто, Полукровка, – зашипел демон. – Мы должны выжечь сердце империи Жиллимана. Этого требуют Вечные Силы. Все остальное неважно.
Демон удалился, и каждый шаг его звучал как удар молота, забивающего гвозди в крышку гроба.
Чувствуя, что остальные смотрят на него, Хонсю воздержался от язвительных комментариев.
– Что дальше? – спросил Грендель.
– Пусть чудовище повеселится, уничтожая города этой планеты, – ответил Хонсю, кивнув на экран. – Для нас она не имеет значения, это просто подожженный фитиль.
– А потом? – уточнил Ваанес.
– А потом мы ждем, как отреагируют Ультрадесантники.
– Они перебросят сюда крупные силы, – предостерег Ваанес.
Хонсю широко ухмыльнулся:
– На это я и рассчитываю.
|
| |
| |
